Валентин Михайлович строго разговаривает с милиционером и человеком в плаще и костюме через коммутатор, снова и снова переспрашивая цель визита. По всей видимости, Валентин Григорьевич не может поверить в то, что парочка действительно явилась по нужному им адресу. Затем, раздраженный тем, что ему пришлось отвлечься от партии в пасьянс на компьютере, он снисходит вниз, требует от визитеров предъявить документы и уведомляет о том, что документы вынужден забрать с собой для проверки. Гости обескуражены, но, с учетом размеров особняка, угадывающегося за оградой, а также фамилии, фигурирующей в документах, не возражают.
Валентин Михайлович заносит документы визитеров в дом и стучится в массивную белую дверь, которой венчается лестница. Он находится за дверями около десяти минут. Выйдя из кабинета, он озадаченно протягивает: «Мг-м…» После чего поднимается на третий этаж. На лестницу оттуда он возвращается с тетей Таней. Она заспана и не накрашена. Она безостановочно поправляет волосы, пользуясь крохотным зеркальцем. Она переживает, что вынуждена общаться с кем-то, не завершив мейкапа. Без косметики ее черты выглядят проще. Фарфор превратился в тесто.
Валентин Михайлович, напевая песню группы «Любэ» «Комбат» на оперный манер, ведет тетю в гардероб. Он открывает встречающиеся на их пути двери резкими рывками, так что со стороны можно предположить, что это телохранитель сопровождает разбитую после тяжелой ночи поп-звезду. В гардеробе тетя Таня набрасывает шубку поверх халата и долго, слишком долго выбирает сапожки, в конце концов остановившись на белых, с заячьей опушкой и на высоком каблуке.
Валентин Михайлович с тетей Таней у ворот. Он пропускает замерзшую парочку, вперив в них тяжелый взгляд из-под насупленных бровей. Когда те проходят на контролируемую Валентином Михайловичем территорию, тот возвращает милиционеру и плащу изъятые для проверки документы. Потом распоряжается в профессионально-безличной манере:
— Следуем за мной.
Тетя Таня некоторое время размышляет, присоединяться ли ей к троице, но затем соображает, что фраза касалась и ее. Группка подходит ко входу в небольшую пристройку в левом крыле здания и замирает у скромного белого крыльца, ведущего к деревянной двери. По центру двери — вставка из дымчатого темного стекла, привет из давно закончившейся эпохи, когда входные двери домов не напоминали бронированные локеры банковских хранилищ. Снег у крыльца не убран, к нему от ворот ведет подмокшая тропинка. На дне тропинки, под сантиметровым слоем воды, — лед. Тетя Таня поскальзывается на высоких каблуках и говорит вполголоса: «Снег бы тут убрали, что ли». Но ее слова не адресованы ни к кому конкретно и не обращены в форму распоряжения. Хорошо видно, что она редко бывает в этой части двора. У пристройки садовник распоряжается:
— Вот тут — место жительства, тут и шебуршите. С хозяином согласовано. За пределы флигеля в дом не углубляемся, там прописаны другие физические лица, к делу отношения не имеющие.
Деревянная дверь открывается и на пороге оказывается Яся. У нее мокрые волосы, в руках — полотенце. Валентин Михайлович не обращает на девушку внимания. Он рубленым движением тычет совком ладони в тетю Таню.
— Вот — понятая. Внесете в протокол как соседку, во флигеле не проживает, в родственных отношениях не состоит, все чистяк.
— Что тут происходит? — спрашивает побледневшая Яся.
Садовник не отвечает на ее вопрос и даже не оборачивается в ее сторону. Он продолжает инструктировать милиционера и саранчеватого юношу:
— Если второй понятой потребуется, внесете меня, паспортные данные потом впишу сам. Закончив, выходим через этот вход, дверь в дом не трогаем. Я на камерах увижу, что вышли, — провожу за ворота. Работайте!
Валентин Михайлович энергичной походкой удаляется по снегу к основному входу. Пожалуй, его имиджу критически не хватает белого плаща с кровавым подбоем. Без садовника гости заметно смелеют. Молодой человек в плаще закладывает руки за спину и интересуется:
— Янина Сергеевна?
— Да, — выдавливает Яся.
— Мы к вам в гости по делу двадцать два тридцать три двадцать три один Ка эр, — приветливо улыбается он. Если бы саранча могла улыбаться, улыбка получалась бы именно такой: зеленоватой и физиологически неприятной, как раздавленное насекомое в пятнышке вытекших внутренностей. — Я — Корзун, судебный исполнитель Фрунзенского межрегионального отдела Государственной службы судебных исполнителей. Разрешите пройти?
Яся отступает назад в комнату, и они поднимаются — сначала бурый плащ, за ним милиционер и наконец замыкающей это шествие горя — цокающая каблучками тетя Таня. Последняя опять достает зеркальце и поправляет волосы. Она жалеет, что не взяла с собой тушь и кисточку — можно было бы завершить мейкап на месте.
Гражданский по-хозяйски снимает набухшую хламиду, превращаясь из человека в буром плаще в человека в зеленом с искрой костюме.
— Вещи в данном помещении находятся в вашей собственности? — уточняет он и потягивается.
Яся кивает. Вошедшие осматривают обстановку: кровать, прикроватная тумба, ночник, письменный столик, венский стул с протертым гобеленовым сидением, еще советская пятирожковая люстра.
— Хм, скромненько, — выдавливает Корзун.
Милиционер крутит головой по сторонам и кивает: действительно, скромненько.
Тете Тане хочется сказать, что за дверью флигеля у них — миланский дуб, каррарский мрамор, неаполитанская мозаика и голландские витражи, но ей кажется, что эта новость будет не вполне к месту. Судебный исполнитель устраивается на Ясином стуле и начинает заполнять опись в протоколе осмотра места прописки.